Почему слезы – это хорошо, что делают психологи при чрезвычайных ситуациях, почему в первые минуты после пережитой трагедии человеку не сможет помочь штатский психолог и как сами специалисты справляются с эмоциями? Об этом корреспондент Горсайта накануне Дня защитника Отечества поговорила с тем, кто защищает психику людей во время трагедий — с психологом МЧС Мариной Угловой.
Марина Углова 13 лет работает в МЧС, из них последние восемь – в качестве психолога медико-психологической службы ГУ МЧС России по Новосибирской области. Психолог МЧС кардинально отличается от психологов других служб, поскольку имеет дело с чрезвычайными ситуациями, к которым люди не были готовы, объясняет наша героиня особенности своей работы.
— Здесь и сейчас происходит ненормальная ситуация, на которую человек дает нормальную реакцию. К консультативному психологу нужно записываться на приём, затем он сам рассказывает о целях своего визита. Мы же работаем в других условиях: в ситуациях, которые не были предвидены, которые произошли неожиданно. Это требует совершенно иного подхода, другой работы.
— Почему вы пришли работать психологом именно в эту службу?
— Я пришла в МЧС инспектором по обеспечению и уже во время работы в этой службе получила психологическое образование. Дипломную работу защищала уже по работе с нашими ребятами-спасателями. На службу принимают специалистов по клинической психологии, существует специальная подготовка по работе с чрезвычайными ситуациями... Но всё это – теория. Пока ты не поработаешь и не испытаешь на себе практику, понять это невозможно. После практического опыта многие понимают, что не в силах работать с человеческим горем и страданиями.
Марина признаётся, что лично у неё никогда не возникало желания отказаться от идеи работать психологом МЧС и помогать людям, оказавшимся в беде. К слову, семья отнеслась к ее выбору с пониманием.
Психолог МЧС работает с людьми, которые потеряли своих близких в результате чрезвычайной ситуации: на пожаре, в ДТП, при наводнении и так далее. Кроме того, такой специалист работает и непосредственно со спасателями, вернувшимися из командировки.
— Почему-то сразу вспомнилась командировка наших ребят на пожар в «Зимней вишне» (от ред. крупный пожар в ТЦ в Кемерово, случившийся в 2018 году, где погибли 60 человек). Мы проводим постэкспедиционное обследование, проверяем ребят на наличие депрессии и каких-то иных расстройств. Нужно понимать, что, несмотря на то, что в нашей службе работают стрессоустойчивые люди, на каждого человека работа в чрезвычайных условиях может оказать разное влияние. С каждым нужно провести индивидуальную беседу и провести психодиагностические мероприятия. В случае необходимости предлагаем пройти курс реабилитации. У нас есть оборудование, комната психологической разгрузки, где спасатели могут восстановиться. Таких ситуаций, чтобы кого-то приходилось отстранять от работы, у нас не было.
Разумеется, помимо чрезвычайных ситуаций, ведётся и другая работа с личным составом.
— В каких чрезвычайных ситуациях приходилось работать лично вам?
- У меня было очень много выездов. Это и ДТП, и пожары, и случаи утопления, и сход лавины. К примеру, пришлось работать на серьёзном ДТП, в котором было семь погибших из разных регионов: на место съезжались родственники, каждому из которых требовалась помощь и поддержка.
— Вы помните свой первый выезд?
— Это было ДТП, в котором погибла двухлетняя девочка и ещё четверо взрослых. При этом родители ребенка выжили.
…Я пытаюсь забыть то, что случилось. Если помнить обо всём – никаких ресурсов не хватит. Нет двух одинаковых ситуаций, они все индивидуальны. Даже если с виду два пожара идентичны, но люди там будут другие, реакции другие. Несколько раз, выезжая на ЧС в область, мы оставались там на два дня. Мы всегда спрашиваем, нужно ли сопровождение похорон. В случае необходимости – присутствуем на кладбище и подключаемся лишь в том случае, если помощь нужна.
Разумеется, все ситуации связанные с гибелью детей любого возраста, безумно тяжелы. Но терять тяжело хоть кого. Была ситуации, когда утонули трое взрослых мужчин. Три женщины в один момент остались без мужей. Стараемся помочь найти человеку какой-то ресурс, чтобы жить дальше.
Но… мы оставляем человека и ему тяжело. Быть может, со мной ему было чуть-чуть легче.
— Вы поддерживаете связь с теми, кому довелось оказать помощь, узнаёте, как сложилась их судьба?
— Как правило, нет. Мы помогаем в первые часы, а затем передаём человека в руки другого специалиста. Но были ситуации, когда я оставляла свой телефон и какое-то время мы поддерживали связь. В какой-то момент человек перестаёт в этом нуждаться и связь обрывается. Но это, скорее, единичные случаи.
— Может ли обычный психолог работать с людьми, только что пережившими горе?
— Нет. Это острые стрессовые ситуации, здесь совершенно иная специфика работы. Мы оказываем экстренную психологическую помощь в тот момент, когда человек не в состоянии что-то анализировать. Это горе, плач, страх, апатия, ступор, физическая и вербальная агрессия. Всё это – нормальное состояние человека в ненормальной ситуации. А реакции бывают разные. И выслушивать приходится всякое, кто-то может и оттолкнуть в порыве гнева. А кто-то наоборот, категорически не подпускает к себе. Мы не навязываемся, мы просто должны обозначить своё присутствие, объяснить, что мы – психологи МЧС. Оцениваем обстановку, чтобы понять, к кому можно подойти, что сказать. Иногда те, кто сначала отталкивал психолога, может чуть позже подойти самостоятельно
Вот когда уже прошло некоторое время и человеку требуется пролонгированная психологическая помощь, мы советуем обратиться к психологу, который будет работать с ним дальше.
— Что самое сложное в такой ситуации для психолога?
— Самое сложное – сообщать человеку о смерти близкого. Бывает такое, что человек не хочет в это поверить. В моей практике одна женщина продолжала звонить своему брату, погибшему под завалами… И тогда нужно объяснить, что человека больше нет. Тяжело видеть, как человек пытается принять это горе. Сердце разрывается.
…Нет таких слов, чтобы можно было утешить человека. Каждая ситуация индивидуальна: кого-то нужно обнять или взять за руку, кому-то нужно предложить найти ресурс – ради чего жить. Очень важен приём активного слушания – дать возможность человеку выговориться.
Не существует никаких слов утешения, невозможно заменить одного человека другим. В эту минуту просто пытаешься быть с человеком рядом и поддержать его морально и физически до приезда родственников, или, если он нуждается в медицинской помощи, до момента передачи его медикам.
— Что важнее: помочь выйти человеку из ступора или справиться с эмоциями?
— Если есть два человека – один в ступоре, другой в слезах, то в первую очередь мы подойдём к тому, что в ступоре. Ступор, как острострессовая реакция может перейти в любую реакцию, которая может быть весьма негативной. А плач – это нормальная адаптивная реакция. Если человек плачет – это хорошо. Желательно как раз и вывести человека на слёзы.
— Вы как специалист можете абстрагироваться от ситуации?
— Конечно, пытаешься абстрагироваться. Но как это сделать, если речь идёт, например, о детях? Я говорю себе: это просто работа. Но в любом случае, мы живые люди и всё пропускаем через себя.
— А что с эмоциональным выгоранием? Как вы восстанавливаете душевное равновесие?
— Для меня очень важно выговориться, получить обратную связь от коллег от сложившейся ситуации. Мы вернулись с выезда – нужно обязательно высказаться друг другу. Конечно, огромную поддержку оказывает семья. Хотя существует такое мнение, что нельзя нести домой рабочие проблемы, лично я считаю, что очень тяжело справляться самостоятельно, без поддержки родных.
Порой приходится обращаться к коллегам – мы сотрудничаем с психологами «Волонтер.Сиб» . Они проводят супервизии – групповые и индивидуальные. Иногда важно, чтобы коллеги оценили, правильно ты поступила или нет. Это тоже помогает восстановлению.
Помогают и хобби. К примеру, я люблю кататься на лыжах, летом – рыбачить. Такие активные виды отдыха мне помогают отвлечься, восстановиться.
— Что вы испытываете, когда видите, что человек преднамеренно рискует своей жизнью – рыбаки, которые идут на заведомо тонкий и хрупкий лёд, дети, которые цепляются автобусы?
— Конечно, хочется подойти и сказать: «Люди! Что вы делаете?!» Но ведь, пока не случится горе, нас никто не будет слушать. Если вижу – говорю, но, реакции, как правило, нет никакой.
— Психологи МЧС смотрят фильмы про спасателей, про медицину катастроф?
— Вы, наверное, удивитесь, но да. «Пять минут тишины», сериал «Склифосовский» — конечно, я оцениваю всё происходящее с профессиональной точки зрения, думаю, как бы я поступила в такой ситуации. Хотя, конечно, кино оно и есть кино, в жизни всё иначе. Да и в кино как-то работа экстренной психологической помощи особо не показана. Как-то смотрела фильм, как психолог телефона доверия пыталась удержать мальчика от того, чтобы он не спрыгнул с крыши. Поскольку такие ситуации бывают и у нас, проецирую ситуацию на себя, думаю, как бы я поступила.
Справка:
Новосибирские психологи МЧС России в 2020 году привлекались к оказанию экстренной психологической помощи в 10 случаях. В связи с возникшими пожарами, чрезвычайными ситуациями и оперативными событиями с трагическими последствиями специалистами-психологами оказана помощь 96 пострадавшим и их родственникам. Вместе с тем проводились психодиагностические мероприятия для личного состава, обучающие занятия для специалистов единой государственной системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций региона, мероприятия в рамках проекта «Научись спасать жизнь!». Кроме того, в Новосибирске прошла практическая онлайн-конференция, посвящённая теме оказания психологической помощи и безопасности в городской среде с участием психологов медико-психологического отдела Главного управления МЧС России по Новосибирской области.
Наталья Сковрунская, фото предоставлено Мариной Угловой
